«Это был самый тяжелый момент боя, когда навалилась вся громада танков и авиации. Командир 229-й дивизии полковник Федор Сажин, комиссар дивизии Тихон Бандурин и начальник штаба подполковник Матвей Мелешкевич возглавили контратаку. Усилить погибающие батальоны было нечем - все резервы находились на левом берегу Дона», - начальник политотдела 64-й армии Михаил Смольянов.

229-я на марше

Костяк 229-й стрелковой дивизии составила призывная молодежь 1921-1923 годов рождения. Это были крепкие парни-сибиряки, которые с ранних лет ходили в тайгу, приученные к труду и обращению с оружием. Дивизию возглавил полковник Федор Федорович Сажин – как про него отзывались сослуживцы,  «человек железной воли, спокойный, уравновешенный, бесстрашный».  Профессиональный военный, посвятивший свою жизнь службе в РККА, он до войны преподавал тактику в Омском пехотном училище.

Полковник Федор Федорович Сажин

В середине июля 1942 года дивизию направили на Сталинградский фронт, где она вошла в состав 62-й армии. По свидетельствам документов тех лет, лето 1942 года было очень жарким – до 50 градусов по Цельсию. Под испепеляющим южным солнцем, в условиях безводья по степи шагала сибирская дивизия – нужно было преодолеть 150 километров до позиций советских войск. Хотя командиры морально готовили своих солдат к наступлению, всё вышло наоборот – им пришлось ожесточенно обороняться в большой излучине Дона.

Окружение и гибель комдива Сажина

25 июля 1942 года не все части 229-й дивизии успели прибыть к месту сбора – четыре батальона и артиллерия ещё были на марше, когда началась сильнейшая атака немецких войск. Противник смял советские заслоны и ринулся на 15-километровую полосу земли, которую обороняли лишь пять батальонов 229-й.

Туда и пришелся главный удар врага – две мотопехотные и танковая дивизии вермахта под командованием «сталинградского генерала»  Вальтера Зейдлица. После он был отмечен за удачный прорыв высшей наградой рейха –   рыцарским крестом с дубовыми листьями.

Утром 26 июля немецкие танки при поддержке авиации прорвали оборону 229-й стрелковой дивизии и устремились к переправам через реку Чир, приток Дона.

«...Немцы нас окружили. Их танки не остановились, стреляя из орудий, шли на наши окопы. Взрывом снаряда меня оглушило, ранило в правое плечо и завалило землей» (Из объяснения Фокина А. П., 1922 года рождения, уроженца д. Ново-Выигрышнево Аромашевского района).

В наскоро открытых окопах, задыхаясь в чаду горящей степной травы, воины-сибиряки продолжали оборону в надежде закрыть прорыв. Но вражеские танки захватили переправы через Чир и Дон, а немецкая авиация непрерывно сыпала на мосты бомбы. В окружении на правом берегу остались четыре советских дивизии, в том числе и 229-я.

Тщетно пытались пробиться к окруженным дивизиям и вывести их из вражеского кольца 62-я и 64-я армии. Из оперативной сводки за 17 августа 1942 года:

 «Связи с 33-й, 181-й, 147-й и 229-й стрелковыми дивизиями установить не удалось. На вызовы по радио они не отвечают. Из опроса вышедших на восточный берег Дона командиров установлено, что под воздействием противника дивизии расколоты на мелкие группы».

8 августа 1942 года полковник Сажин принял решение об отходе на правый берег Дона. Ситуация была критической – его позиции обстреливала вражеская артиллерия, бомбила авиация, атаковали немецкие танки. Катастрофически не хватало оружия и боеприпасов, питьевой воды, многочисленные раненые нуждались в медицинской помощи.

Но лишь 750 человек из 11-тысячной дивизии пробились на другой берег Дона – подходы к реке немцы «поливали» огнем артиллерии, не подпуская бойцов к воде.

«Мои дорогие Анечка и Веруся. Я жив и здоров. Вот уже 15 дней горю в жарком бою. Вы очевидно, по радио слышали, как мои богатыри громят немчуру. Вот уже не стало опасно, и до 50 танков рухнули на поле боя. Можно считать, что час расплаты с врагом близится. Правда, враг еще очень силен... Я лично и ночь, и день на поле боя, едим и спим на бегу. Ну, мои родные, живите дружно, будьте здоровы. Целую, ваш и вас любящий Федя и папа».

Это последнее письмо полковника Сажина к семье. В ряде материалов утверждается, что «командир 229-й стрелковой дивизии погиб 10 августа у хутора Пятиизбянский». Но имена свидетелей его гибели не называются, так же, как и место захоронения. 

Плен

В ту пору многие близкие воинов-сибиряков, сгинувших в большой излучине Дона 1942-года, получили извещение о том, что их солдат пропал без вести. В самом деле, судьба многих бойцов 229-й до сих пор неизвестна. Но есть и те, кто вовсе не пропал – в окружении они попали в немецкий плен.

«… Утром на восходе солнца мы услышали гул моторов и увидели идущие прямо на нас по пшенице немецкие танки. Танкисты, стоя в открытых люках, показывали своей пехоте, где прячутся русские солдаты, которых собрали в плен. У нас забрали оружие и погнали в село…  А еще ночью к нам прибежал командир 1-й роты и сказал, что надо стреляться. Но наш ротный оборвал его, чтобы не сеял панику. Здесь же была девушка-медсестра. Она заплакала и просила ее застрелить. Утром я увидел, что эта девушка убита выстрелом в лоб, но кто из командиров ее убил, я не знаю. Она осталась лежать в пшенице, а нас около трех тысяч человек загнали в овраг, опутанный в один ряд колючей проволокой…» (Из фильтрационного дела В.Г. Васильева, рядового 783-го СП 229-й СД, Омутинский район).

В попытке вырваться из вражеского «котла», потратив все боеприпасы, так и не дождавшись подмоги, небольшими группами советские воины пробирались к своим... И всюду натыкались на немецкие заслоны.

«… Я была в роте санинструктором. 5 августа 1942г. нам сказали, что мы окружены немцами. Командир роты Захаров Сергей Яковлевич объявил, что в ночь на 6 августа будем прорываться к Дону. Началось движение. На двух машинах были раненые, и я с ними. Мне ротный приказал до утра остаться с ранеными в овраге в 3-4 км от ст. Суровикино, пообещав вернуться за нами. У меня была винтовка, но без патронов. Часов в 6 утра к оврагу подошли немцы и скомандовали выходить с поднятыми руками. При обыске у меня в кармане гимнастерки обнаружили комсомольский билет и избили до потери сознания…» (Из фильтрационного дела Д.Ф. Крючковой, санинструктора 811-го СП, Казанский район).

Судьба пленных была печальна – многие были угнаны в Германию, попали в концлагеря, некоторых с оккупированных немцами территорий освободили впоследствии советские войска. После им предстояло пройти через фильтрационные лагеря уже на родине и долгие годы жить под подозрением.

Карточка военнопленного. Источник: БУК Омской области "Областной дом ветеранов"

Лишь недавно побывавших в немецкой неволе ветеранов признали участниками Великой Отечественной Войны, но вместо медали «За оборону Сталинграда» они получили справку с припиской: «указанной медали не получил ввиду того, что находился в плену».

Парадоксальная ситуация, учитывая, что историки Сталинградской битвы утверждают – не будь ожесточенного сопротивления частей, сражавшихся на дальних подступах к Сталинграду, в том числе, и окруженных дивизий, враг захватил бы город значительно раньше.

Прочитать ещё

Одним из тех, кто пережил немецкую бомбардировку Сталинграда 23 августа 1942 года, был сапер – старший лейтенант Виктор Некрасов, чьи фронтовые воспоминания стали основой его повести «В окопах Сталинграда», одного из лучших произведений о Великой Отечественной войне и Сталинградской битве. Конечно, книга Виктора Платоновича – художественная, но она написана так ярко, правдиво и убедительно, что многие при первом прочтении считали ее документальной. Фрагмент повести (с незначительными сокращениями) о событиях 23 августа мы предлагаем нашим читателям – чтобы вспомнить или прочитать впервые.
Во время службы в Афгане наш земляк полковник полиции Андрей Хоруженко стал свидетелем гибели своих товарищей, однополчан. В день памяти интернационалистов полковник созванивается и списывается с сослуживцами, которым удалось выжить в той войне. А ведь тогда все они были молодыми ребятами, призванными отдать долг Родине. Ветеран боевых действий рассказал подробности одной из самых противоречивых войн нашего государства.