Ракета на старте
– Впервые ракету, предназначенную для полета в космос, – вспоминает Михаил Михайлович, – я увидел в мае 1970‑го – через неделю после того, как был призван в армию и прибыл служить на космодром Байконур, в часть, обслуживающую стартовый комплекс – дублера знаменитого гагаринского старта.
Михаил Лыгин со схемой космодрома Байконур.
Как‑то вывели нас на физзарядку, пробежали километр-другой. Вдруг нас остановил старшина: «Поворот нале-во!» Развернулись и обомлели – перед нами ракета! В отдалении, правда, но все хорошо было видно на ней.
– Эта ракета потом в космос полетела?
– Как узнали позже, это была ракета-носитель «Союза-9», на котором вскоре побывали в космосе Андриян Николаев и Виталий Севастьянов. Я наблюдал их запуск. Впечатления – невероятные! Пуск был в первом часу ночи. От грохота и ослепительного света казалось, что сейчас на наши головы с неба обрушатся тонны металла.
Это был единственный запуск пилотируемого космического корабля, который я видел своими глазами, – все остальные проводились с основного, гагаринского старта. А у нас, с 31‑й площадки, аппараты запускались только в оборонных целях, либо в интересах народного хозяйства. 33 их запуска видел за два года своей срочной службы.
– А сами при этом какой работой были заняты?
– Я был распределен в заправочную группу. Мы занимались в ней термостатированием космических объектов, т. е. поддержанием внутри них необходимого температурного режима. Когда проводился вывоз ракет на старт, наше отделение уже вовсю работало – готовило рукава термостатирования. Поэтому ни вывоза ракеты, ни ее установки на старт сам я тоже никогда не видел.
– Бывали ли на космодроме делегации из зарубежья?
– В самом начале службы я стал свидетелем очередной операции «Пальма» – так на Байконуре именовались мероприятия по встрече высокопоставленных зарубежных гостей. Осенью 1970‑го космодром встречал президента Франции Жоржа Помпиду. В его присутствии с нашей, 31‑й площадки в космос запускали ракету-носитель «Союз» с установленным на ней военным спутником.
Экран не для кино
– Насколько понимаю, после срочной службы вы остались на сверхсрочную…
– Да, я учился в школе прапорщиков ракетных войск в Котовске, на Украине. Затем вернулся в ту же воинскую часть, был поставлен на офицерскую должность инженера отделения. Вскоре поступил на учебу в филиал Московского авиаинститута на Байконуре, на вечернее отделение. В 1980‑м, на третьем курсе, мне было присвоено звание лейтенанта.
Михаил Лыгин с супругой Галиной Сергеевной на фоне стартового комплекса.Работал я тогда на заправке ракет-носителей. Кроме того, мы обеспечивали пожаротушение – сжатым азотом отсекали пламя при работе стартовых двигателей.
– Зачем?
– Температура рядом с кораблем при запуске стартовых двигателей настолько высока, что зачастую раскаленными газами обжигаются близлежащие деревья, воспламеняется все, что не было защищено от огня! Сами огненные струи при этом упираются в экран.
– Экран?! Вы там при запусках еще и кино смотрели что ли?
– Нет, конечно. Экран – это огромная яма, из которой вынули миллион кубометров земли. Стартовый комплекс и ракета как бы висят над этим «экраном», двигатели при их запуске мощно воздействуют на него. Поэтому, когда ракета поднимается, срабатывает система азотного пожаротушения: чтобы воздействие огненных струй на экран было не столь мощным, их как бы перерубают потоком сжатого азота, подаваемого под большим давлением.
– В пору вашей службы на Байконуре был и запуск «Союза» в рамках международной космической программы «Союз»- «Аполлон»…
– Дело было в 1975 году. Наш стартовый комплекс согласно программе ЭПАС («Союз» – «Аполлон») был дублером основного старта. Две ракеты-носители с пилотируемыми кораблями были тогда одновременно выведены на старт на 1‑й площадке и на нашей, запасной. Мы были при этом на подстраховке. Ракета-носитель стояла на нашем стартовом комплексе четверо суток – вплоть до стыковки «Союза» и «Аполлона». Если бы на основном космическом корабле произошел какой‑либо сбой – наша часть должна была незамедлительно произвести пуск корабля-дублера.
Дымилась, падая, ракета…
- В тот раз все прошло успешно. Но были ли на вашей памяти аварии на космодроме?
– Наша часть запускала в космос по полтора десятка ракет в год. Но более всего запоминались, как правило, именно аварийные пуски.
С июня 1971 года по май 1972‑го я был командиром отделения. Тогда на меня, как и на всех других свидетелей, жуткое впечатление произвела авария лунной ракеты Н-1 – советской ракеты-носителя сверхтяжелого класса, именовавшейся за ее огромные размеры «Царь-ракетой». Помню, как уже при взлете она стала заваливаться в сторону, после чего загорелась. Упала возле 141‑й площадки, совсем недалеко от нашей. При этом образовался огромный двойной «гриб», напоминающий атомный взрыв.
Когда командиры убедились, что облако, образовавшееся после взрыва, относит в сторону 32‑й площадки, начальники групп построили свои подразделения и отправили их в сторону военного городка. Прямо на нас при этом с неба стали падать небольшие фрагменты ракеты. Строй невольно рассыпался, дальше мы продвигались небольшими группами либо поодиночке. Когда добрались до части, увидели, какой урон нанесла ударная волна нашему городку – все окна в казармах, попавшие во фронт волны, были разбиты. А на заправочной станции она повыбивала большие части стеклоблоков.
В 1983 году при пилотируемом пуске с гагаринского старта перед самым запуском произошло возгорание ракеты-носителя. Она пылала как огромный факел. Хорошо еще, вовремя сработала система аварийного спасения космонавтов – они были как бы «отстреляны» в небо с ракеты.
Так гагаринский старт был разрушен. Но восстановили его быстро – меньше чем через год там уже снова проводились пуски.
– И сколько вы прослужили?
– На 31‑й стартовой площадке вплоть до 1985 года, когда был переведен в подразделение управления, где занимался контролем подготовки запусков космических аппаратов.
Службу свою на космодроме заканчивал в 1997‑м в звании подполковника, в должности начальника заправочной лаборатории. А в 2003 году я с Байконура переехал в Волгоград.
