Житель Волгограда Алексей ЛИТЯГО не был узником концлагерей, но еще мальчишкой он прошел через фашистское гетто. О том страшном времени – его рассказ от первого лица.

Мозги на асфальте

23 июня 1941 года Алексею должно было исполниться 14 лет, а днем раньше грянула война.

– Жили мы тогда с матерью, дедом и бабушкой в Орше, в Белоруссии, мама – еврейка, отец – русский, – рассказывает Алексей Литяго. – На третий день войны началась бомбежка узловой станции километрах в полутора от нашего дома. Воспользовавшись недолгим затишьем, мы собрались, погрузили на велосипед пожитки и сели в последний эшелон с эвакуируемым оборудованием, идущий на восток. Но тут на станцию вновь налетели немецкие бомбардировщики.

Я залез под вагон. Осколки свистели. Когда налет прекратился, побежал куда глаза глядят. Помню, увидел мертвого на перроне. Голова его была разбита, а мозги по асфальту текли…

Родные нашли меня забившимся в какую‑то канаву. А эшелонов больше не было. Так мы остались в Орше.

В середине июля наши войска из города ушли, а вместо них пришли германские войска – веселые немецкие солдаты с засученными рукавами, бронетранспортеры с прицепленными к ним орудиями. В городе появилась и немецкая управа.

 За колючей проволокой

Возле нашего дома остановилась немецкая воинская часть с полевой кухней. Помню, рыжий немецкий повар разливал солдатам гороховый суп.

Если немного оставалось, он кричал: «Киндер! Шнель, шнель!», и оршанские дети становились в очередь.  Я тоже подставил было повару свою жестянку. Но вдруг он крикнул, грубо оттолкнув меня: «Юде! Вег!» («Еврей! Прочь!»). Я упал, обо что‑то ударился сильно…

В начале сентября всем оршанским евреям полицаями было объявлено приказание собраться на улице по соседству с еврейским кладбищем. Делалось это якобы для того, чтобы «оградить евреев от нападений русского населения, которое ненавидит жидов». В нескольких домах на этой улице нам всем и пришлось поселиться.

Вскоре на эту улицу немцы подвезли столбы, вкопали их вокруг домов, в которых находились евреи. Затем на столбы натянули колючую проволоку. По углам ее вышки поставили, на них дежурили вооруженные полицаи.

Поначалу вход и выход в гетто был свободным: евреи могли входить и выходить, если на их одежду была нашита желтая звезда. Если же ее не было – задерживали и отправляли на расстрел.

Побег

Так мы прожили до октября. Как‑то встревоженная мама сказала: «Сынок, что‑то не то здесь происходит. Надо отсюда срочно уходить». Нам удалось сбежать из гетто, мы поселились в дачном домике знакомых.

Сидели взаперти, без света и отопления, хотя был уже ноябрь. Слышали время от времени, как где‑то недалеко потрескивает что‑то, поначалу не обращали на это внимания. Но прибежала перепуганная хозяйка: «Соня, евреев убивают! Приехала немецкая зондеркоманда!»

По городу был приказ развешан – жители Орши, скрывающие евреев, будут вместе с ними расстреляны. Чтобы не подвергать опасности хозяйку, в ночь на 9 ноября мы пошли на восток, в направлении фронта, к своим.

Но это было глупо: фронт уже был под Москвой, далеко за Смоленском. Мы надеялись попасть к партизанам, но ни то, ни другое не удалось.

Это – Алексей курсант военного училища.                           Двухлетний Алексей со своей мамой...

Шли от деревни к деревне, просились обогреться. Мама шила приютившим нас хозяевам пальто и пиджаки из солдатских шинелей.

К концу декабря дошли до деревни Осташково Смоленской области, где одна добрая женщина нас приютила. Маме удалось за сохранившийся отрез материи выменять у местного спекулянта паспорт, по которому она числилась русской. Староста деревни Тихон забрал его и выдал взамен немецкий аусвайс. Это нас и спасло.

Пленные  в церкви

Помню, что в деревне на холме стояла церковь, там с женой и детьми жил священник, который укрывал еврейскую семью. Об этом прознали гестаповцы и всех расстреляли.

А  церковь превратили в лагерь для пленных советских солдат. Местные жители за самогон и еду выкупали у часовых некоторых наших и принимали их в свои семьи. Так удалось спасти несколько человек...

Молодых парней и девушек немцы вывозили в Германию. А еще помню, как через село прошла колонна власовцев – на Украину, воевать с партизанами Ковпака. И помню, как они обратно возвращались через некоторое время, – жалкие остатки, кучка израненных, измученных людей, одетых во власовскую форму.

Победа и мир

А  в 1943-м началось наступление советских войск. Все население деревни в это время пряталось в овраге: с одной стороны рвались немецкие снаряды, а с другой – советские.

Потом в село пришли наши войска. Помню, как изможденные бойцы делились с местным населением своими пайками...

А мы потом с мамой переехали в райцентр под названием Починок. Мама там работала учительницей в школе, а я пошел в седьмой класс.

Летом 1944‑го была освобождена и Орша. Мы, сев на проходящий воинский состав, вернулись в родной город. Я стал работать там на паровозе. Когда война закончилась, через пару лет, уже в 1947-м я поступил в Ленинградское училище военных сообщений имени Фрунзе. Успешно его окончил и потом строил по всей стране железные дороги – от Ленинграда до Красноярска.

***

В 1975 году по состоянию здоровья в звании подполковника Алексей Литяго уволился из армии, прослужив в ней 28 лет. А затем еще 22 года работал военруком в одной из волгоградских школ. Войну и фашистское гетто он до сих пор помнит так, как будто это было вчера...

Прочитать ещё

Известный писатель Георгий Зотов, автор многочисленных мистических романов и историк по образованию, рассказал о судьбе советских пленных под Сталинградом.
Жителю Волгограда, единственному в ЮФО кавалеру пяти орденов Красной Звезды, участнику Парада Победы 1941 года Михаилу Васильевичу Терещенко уже 97 лет. Но несмотря на возраст он до мельчайших деталей помнит свою службу в артиллерийских войсках. Пошел учиться на военного и в числе первых оказался на фронте. Оборонял Москву, получил несколько ранений, выжил, дошел до Праги, а после войны продолжил служить, участвуя в запусках первых советских космических ракет.