Родина – это забота о тебе
1930 год. Мой отец ездил на Кубань менять вещи на еду. Иногда возвращался всего с одной буханкой, которую делили на шесть частей: родителям и четверым детям. Самые маленькие кусочки взрослые оставляли себе. Еще иногда отец с конюшни приносил жмых, который можно подолгу сосать. Хорошо, если подсолнечный, горчичный не такой вкусный.
В школе детей старались поддержать. Стакан чая или булочка, иногда каша… Осенью учительница спросила меня: зимняя одежда есть? Я соврал, что есть, но она все равно принесла телогрейку, ее потом мы с братом по очереди носили. Хоть и дырявая, а лучше, чем ничего. Вот тогда я понял, что родина – это не только картинка в букваре, Родина – когда о тебе еще кто-то заботится.
«Аресты тогда случались часто…»
1936 год. В ночь на 9 января пришли незваные гости: сержант и два солдата. Ничего подозрительного не нашли, но отца увели. Его последние слова: «Передайте главбуху, что меня арестовали по недоразумению…»
Больше мы его не видели. Позже друзья показали дом на площади 9 Января – с подвалами, где, поговаривали, и расстреливали арестованных. Может, и отец там последние часы жизни провел… Почему, за что? Может, потому, что поляк? От этих вопросов голова жутко болела.
В школе отношение ко мне не изменилось. Тогда аресты случались часто. Однажды прямо с урока учителя увели. Люди жили, словно в оцепенении, даже не пытаясь понять, что происходит.
Обычно после ареста главы семьи жену отправляли в тюрьму, детей – по детдомам, но нас не тронули. Через год даже подсказали: пора подумать о комсомоле. Может, потому, что активно участвовал в общественной жизни: выступал на творческих олимпиадах. Однажды на городском конкурсе прочитал «Песню о Сталине» поэта Джамбула Джабаева. Потом сам написал стих с таким же названием, его напечатали в ежегодном сборнике «Маленькие волгари».
К Сталину у меня сложное чувство. Я его люблю, уважаю и боюсь. Это и дьявол, и Бог. Но тогда он был только Богом. Я не верил, что Сталин отца забрал. Я был советским человеком и помнил папины слова: «Это ошибка».
О войне узнал в кинотеатре
1941 год. На призывной комиссии ее начальник мне неожиданно сказал: «А Пилсудский-то ваш умер…» Кто такой Пилсудский, почему нужно знать о его смерти?!
В военном билете написали: годен, не обучен, запас первой категории. Я обиделся – мечтал о военном училище, но долго не переживал. В этом возрасте люди живут сегодняшним днем: танцы, кино, самодеятельные спектакли.
22 июня с друзьями смотрел любимую комедию «Закройщик из Торжка». Сеанс прервали: началась война. Но мирная жизнь продолжилась. Люди не уезжали из города до последнего. Сначала казалось, что война далеко, и даже когда в городе появились беженцы, все равно не верилось, что беда рядом. А потом стало поздно. Стена у городского стадиона была исписана беженцами. Они пытались таким образом сообщить близким, куда едут, где их искать…
Первый раненый и главный день
1942 год. Меня направили в стройбат – копать оборон-укрепления вокруг Сталинграда. Публика подобралась необычная – кроме нас, студентов, – воры и мошенники. Довелось видеть, как горели в небе наши И-16, как бежали в тыл, бросив позиции, наши бойцы. Командиры – с сорванными петлицами. Когда стало совсем жарко, нас отвели в район Вишневой Балки, приказали ждать новой команды. Слово взяли бывшие заключенные: мол, тут нас в овраге сейчас и постреляют – мы же неблагонадежные, сволочь мы для наших командиров.
И все, бросив лопаты, разбежались кто куда, а я в родную Бекетовку. Там в Лапшиновском саду стояла 126-я стрелковая дивизия 64-й армии. Командиры обрадовались: какое никакое, а пополнение. А я счастлив, что не расстреляли и перестал быть врагом народа, раз винтовку дали и в армию зачислили. Как узнали, что я студент-медик, – определили в санитары.
Старшина медслужбы Петр Филютович, 1944 год.
Первый бой состоялся вблизи поселка Купоросного. Но сначала отправился к старшине за обмундированием. Он вручил ботинки, шинель, автомат и заштопанную гимнастерку:
«Не взыщи, паря, нет новых. Это гимнастерка санинструктора Володи Клочкова, который вон на той сопке погиб. Только заметь: дырка на гимнастерке спереди, а не сзади. Клочков не отступал. Не отступал. Смекнул, паря?!»
Первый раненый, как нарочно, оказался очень тяжелым. Эвакуировать надо немедленно, а местность – степь-матушка, ни бугорка. Уложил раненого на плащ-палатку и пополз. Силы убывают с каждым метром.
Многое ли может человек при росте метр 65 и весе 50 кг? Хорошо, что спортом занимался. А тут еще – леденящее чувство страха. Пули так и повизгивают над головой. Ранение у бойца осколочное, в область живота, каждая секунда уменьшает шансы на жизнь. От напряжения круги перед глазами, и все же дотащил раненого до своих.
Санитарная рота 366-го стрелкового полка 126-й стрелковой дивизии: Филютович в верхнем ряду шестой слева. 1943 год, Мелитополь.
А самый мой памятный день на войне – 20 ноября 1942-го. С раннего утра началась такая канонада, что оглохнуть было можно. Мы ликовали: началось наступление. И когда вечером узнали, что фашисты отступают, что все у нас получилось, вот тогда мы окончательно поверили, что этот праздник на нашей улице близок…
