Много ярких событий было в жизни волгоградца, ветерана вой­ны, труда и Вооруженных Сил Михаила ТОЛОКОВОГО. В пору Карибского кризиса, в 1962 году, он служил на Кубе, был награжден медалью «За мужество». А во время Великой Отечественной, рискуя жизнью, помогал партизанам. Его воспоминания записал Александр ЛИТВИНОВ.

«Он помогал партизанам» – тысячи наших сограждан в годы войны были казнены немецкими фашистами по такому обвинению. Михаил Толоковой смог избежать подобной участи. Но и он, будучи еще почти мальчишкой, состоял в партизанском отряде, действовавшем в Винницкой области, ходил в разведку, снабжал ценными сведениями партизан.

Казни  у околицы

... В начале войны мне было 20 лет. Помню, в конце июня – начале июля 41‑го через наше село Суворовка отступали советские солдаты. Они ушли, а через полдня на мотоциклах, на машинах и на лошадях в Суворовку вошли фашисты.

Первое, что мы услышали от немцев, было: «Юде есть? Коммунисты есть?» Коммунистов расстреливали сразу же, участь евреев была еще ужасней. Двух еврейских мальчишек вместе с их отцом немец привязал цепями к лошади и потащил так на окраину села. Мальчишки при этом бежали за лошадью, а окровавленного старика она тащила волоком. За селом был вырыт котлован, гитлеровцы сбрасывали в него евреев и засыпали в нем трактором заживо. Мы, сельские мальчишки, в немцев кидали камнями, в ответ кто‑то из них открыл огонь. Одного нашего мальчишку в руку ранило.

Затем немцы ушли на восток, оставив в селе трех румын – следить, чтобы сельчане вырастили хлеб для гитлеровской армии. Но хлеб они ходили убирать только под нажимом, под угрозой.Старшим среди румын в селе назначен был капрал по фамилии Касьян. Он старательно выслуживался перед немцами, жестоко избивал людей, которые не хотели работать на фашистов.

В нашем колхозе были лошади. Когда немцы пришли, крестьяне лощадей по домам разобрали. Нам досталась лошадка по кличке Умба.

Как‑то немцы, проходившие через село, хотели у меня ее забрать, но я на нее вскочил и ускакал верхом. Немцы стреляли мне вслед вплоть до того, пока я въехал в лес. Пули свистели у моих ушей.

15-летний партизан

– Как‑то, в самом начале 1944 года, – продолжает Михаил Иустинович, – выехав за село, я вдруг увидел отряд конников.

Заметив меня, они направились в мою сторону. Командир их (как понял я позже – командир партизанского отряда) спросил у меня: «Пацан, немцы в селе есть?»

Я рассказал, что немцев нет, но есть румыны. Вместе с отрядом направились в село. Я показал конникам, где румыны находятся. Одного из них они застрелили, двое других успели скрыться.

Жители нашего села, увидев партизан, несли им хлеб и молоко, но партизаны ничего у них не брали. Многие сельчане от волнения плакали, партизаны утешали их: «Не плачьте, скоро уже вернутся ваши братья и мужья!» А командир сказал мне: «У нас в отряде есть такой, как ты, парнишка, я тебя с ним познакомлю».

Так я попал в партизанский отряд. Жили партизаны в землянках, в палатках, лагерь их был огорожен колючей проволокой. Русский мальчишка, о котором мне говорили, был моим ровесником, ростом такой же маленький, как я. Был он оборванный, замызганный, партизаны подобрали его где‑то. Звали они его Урал.

С этого времени мы с Уралом ходили по селам, собирали сведения, где немцы либо румыны находятся, сколько их, как они вооружены.

Как‑то послали нас в разведку на железнодорожную станцию Журавлевка. Дали задание узнать, когда через нее будет проходить немецкий эшелон с бронетехникой. Мы потихоньку пробрались на станцию и разузнали всё это у стрелочника. Вернувшись в отряд, передали сведения командиру, и эшелон этот вскоре пошел под откос.

Когда к нашей Суворовке подошли советские войска, румынский капрал Касьян, избивавший жестоко сельчан и участвовавший в зверских казнях евреев, сбежал из села в лес. Хотел уйти на запад вместе с немцами, но несколько сельских мальчишек вместе со мной, сев на коней, нашли его в лесу и привезли в село.

По решению колхозного собрания Касьян был в тот же день повешен возле сельсовета. Три дня его тело висело в петле. Потом его сняли и закопали возле того места, где гитлеровцы закапывали евреев заживо.

А лошадь свою, Умбу, я сам добровольно отдал нашим солдатам, когда они пришли в наше село…

Радость и слезы Победы

В день Победы в нашем селе слез было больше, чем радости. Из десяти молоденьких парнишек, например, которые ушли на фронт в 44‑м вместе с нашими войсками, в село вернулись только двое. Друг мой, Вася, помнится, прислал мне с фронта развеселое письмо: «Война, Миша, скоро закончится. Будет победа, будем с тобой по девчатам ходить!» Похоронка на него пришла в село в канун победы…

У нашей соседки погибли на фронте муж и два сына. Мать и жена их, Евдокия Семеновна, осталась одна. После войны, окончив военное училище и став офицером, я присылал не раз ей денег так же, как собственной матери. Приехав в село, дров ей из леса привозил, правление колхоза разрешало. Она меня благодарила со слезами на глазах…

***

Став офицером, Михаил Толоковой 27 лет отслужил в армии. Был на Кубе начальником артвооружений зенитного полка, участвовал в уничтожении американского самолета-разведчика.

Сейчас Михаилу Иустиновичу под 90 лет, но он продолжает работать, является почетным секретарем областной общественной организации воинов – интернационалистов Кубы, автором нескольких книг о волгоградцах, служивших на Острове Свободы.

Прочитать ещё

Среди образцов вооружения есть свои «ветераны», которые разработаны очень давно, многие годы не выпускаются, но несмотря на почтенный возраст «используются по назначению». Например, револьвер системы Нагана образца 1895 года, ценимые охотниками карабины, созданные на основе трехлинейки. Или 7,62-мм винтовки системы Мосина образца 1891 года, пистолет ТТ образца 1933 года.
Детские годы сталинградки Вали Абросимовой прошли неподалеку от Мамаева кургана. Перед войной ее семья жила рядом с Банным мостом, сейчас на этом месте в Волгограде находится площадь Возрождения. Школьницей Валентина Ивановна вместе с подругами и старшим братом часто гуляла на кургане. Но эти светлые воспоминания обрываются в ее памяти войной…